На нас смотрят Звезды - Игорь Крымов

– Ну што ты Ангел, ну што ты Солнце мое, – успокаивал ее Иван, – поверь мне, старому морскому волку, пожалуйста. Да сто пудов пороху и селитры тому в…, в общем тому, кто скажет что я не прав, что до сих пор я еще не встречал на свете красивее создания чем ты.

– А, хмм, – рыдания на мгновение стихли, хотя доступ к бездонным глазам еще не был дозволен и заикаясь она продолжала, – конечно же ты обманываешь меня, я ведь не такая красивая модель как те, что на твоем календаре.

– Ну же глупенькая моя, – Иван снова поцеловал ее мокрые глазки, – Ну же Сезам, откройся и снова покажи свои бездонные глазки.

– Если бы я я была таакаая, – всхлипывая и моргая она открыла свои глаза. Теперь мокрые от слез, как два голубых бездонных колодца эти глаза еще более завораживающе блестели под лунным светом судового прикроватного светильника.

– Ну што ты за глупости говоришь Солнце мое, – Иван улыбнулся на встречу этим глазам, – с кем нашла себя сравнивать, да ты в сто раз красивее этих пустых размалеванных кукол. Эти крашенные, не живые от непосильных диет и избалованные деньгами создания и в подметки тебе не годятся.

– Правда? – два колодца пытливо смотрели в его глаза ожидая положительного ответа.

– Да как ты могла подумать такое, – Иван давал волю излить свои чувства, – Ты, со своим льняным волосом, без косметики, с голубыми глазами полными шарма и бездны. Ты со своими изящными, тонкими и нежными руками. Сладкими губами. Да как ты могла сомневаться в своей красоте, сравнивая себя с истощенными плоскими досками, которые от био – йогуртов не смогут даже родить. Твоя красота другая, твоя красота в другом. Ты Аа нгел. Подумай сама, ну как они могут сравниться с Ангелом.

И он поцеловал ее сладкие губы.

– Ты просто не шел ко мне и не шел, – продолжала плакать Марина, – а я все ждала и ждала тебя, а потом мне стало так грустно, что я и заплакала.

– Ну что ты Ангел, – уверял он, – я просто боялся вспугнуть тебя и боялся что ты уйдешь от меня, или улетишь от меня далеко, далеко на своих крыльях, что я потом снова полжизни потрачу что бы найти тебя. Мне просто и так хорошо с тобой. Лишь от того хорошо, что ты рядом со мной, такая чистая и красивая. Что ты такая нежная, сейчас спишь в моей постели. Мне хорошо от того, что Ты трогала мое полотенце, пользовалась моим умывальником, касалась своими нежными руками и других вещей в моей каюте, которые я потом буду бережно хранить как память о тебе. Я влюбился в тебя еще тогда, как только заглянул в твои глаза там, на набережной. Но я просто боялся дать волю своим чувствам желаниям. Ведь не я, а ты есть Ангел и если только ты будешь снисходительна ко мне, и лишь если только будет твое дозволение мне поцеловать твою руку, я уже не говорю про остальные мои тайные желания, о которых я могу только помечтать.

– Приляг со мной мой, капитан, – тихо сказала Ангел, – можно я тебя так буду называть?

– Я не тот плохой солдат, который не хочет стать генералом, – сказал Иван, – возможно я когда ни будь им точно стану.

– Только разденься.

Сняв футболку и джинсы Иван остался стоять в одних полосатых семейных трусах советского производства Херсонской трикотажной фабрики Большевичка, когда-то разграбленной партийной элитой. Выброшенные на улицу работницы этой умирающей фабрики также пополнили армию уборщиц, нянечек престарелым людям Европы, а кто из них был помоложе гордо стали проститутками там за бугром.

Иван нелепо стоял ожидая дозволения Ангела и когда простынь приподнялась, и открыла ее прекрасное тело, он нырнул под нее и прижавшись другу к другу, их молодые тела замерли, ощущая как каждая клетка их кожного покрова наслаждались встречей друг с другом.

Их тела слились воедино. Это великая Природа соединила их, и Иван познал глубину души этих бездонных глаз, красоту и нежность ее тела.

Когда все закончилось, ее поруганное тело неподвижно лежало на судовом матрасе каютной койки как затопленная шхуна, которой уже больше никогда не суждено было подняться на поверхность.

Но Марина не была так несчастна, как это представлялось Ивану, созерцавшему картину Репина шхуна на дне. Ведь это она его использовала, а не он ее. Счастливая, она задумчиво смотрела сквозь потолок его каюты в звездное небо, откуда великая бесконечность шептала ей великую тайну о том, что внутри нее зачала новая жизнь.

А в это позднее время в Киеве, под покровом ночи тайное собрание масонов на Банковой обсуждало планы дальнейшего разграбления этой бедной страны, до мелочей разрабатывались планы по уничтожению многострадального народа.

– Что ты хочешь мой капитан? – тихо шепнула она.

– А что хочет мой Ангел? – ответил вопросом на вопрос Иван.

– Ангел хочет узнать те потаенные желания о которых говорил мой капитан, – она своими руками противодействовала его нетерпеливым движениям.

Иван чувствовал, как стыдливо занялись пламенем его щеки, румянец от которого, наверное достиг его шеи.

– Честно Ангел, мне боязно и стыдно даже произнести эти слова, – с улыбкой на своем лице шептал он ей на ухо.

– Ну же, смелее капитан, – подзадоривала она, – ты же обещал выполнять мои желания.

– Правда, раз обещал то я их и выполню, только мне все же не ловко сказать о том, что я хочу, – тут он смущенно сделал паузу и прошептал, – если Ангел позволит мне руками и губами исследовать ее прекрасное тело.

– Прям везде, везде? – переспросила она.

– Да Ангел мой, именно и без исключений, это и есть мое тайное желание.

– Господи теперь я сама в огромном смятении и смущении.

– Почему так?

– Ведь мой последний душ был сегодня только утром, а после жаркого летнего дня проведенного мною в пыльном городе, боюсь некоторые интимные места даже у Ангелов могут дурно пахнуть.

– Не смейся мой дорогой Ангел, но именно этого я и хочу.

И они повторили все снова и снова.

А за тысячу километров на Банковой, возрастающие аппетиты масонов все меньше и меньше оставляли жизненного пространства коренному народу. Их постановы кабмину бюрократическими препонами должны будут противостоять свободному развитию местного населения. Только свои Хереги должны развиваться а не это русскохохлятское быдло. Быдло должно бегать по инстанциям и платить деньги судьям, прокурорам, нотариусам, мэрам и прочим херам, чтобы узаконить свои 6 соток земли, акты которых впоследствии признают нотариусы недействительными и, недоживши до светлого дня, они в наследство оставят ноль своим детям и внукам.

Быдло оно и есть быдло, материал для нашего развития – так рассуждали они, разрабатывая хитрые схемы механизмов грабежей и откатов. И лишь только один среди них иногда обращал свое внимание на подволок, за которым звезды с великим вселенским негодованием смотрели вниз. Звезды знали, что ненасытные аппетиты ошибаются в своей уверенности с помощью денег и вооруженного беркута задавить народ…

Огромной силы удар волны вывел Ивана из воспоминаний прошлого. Многотонные массы воды с треском сорвали бот с найтовов шлюпочной палубы. Разбившись в дребезги, он теперь оранжевой бесформенной массой сползал за борт в океан, в глубинах которого он вскоре найдет свое последнее пристанище.

– Мы теряем спасательное оборудование, – с горечью констатировал старпом.

– Вижу чиф, вижу, – сказал Иван, – да, а на счет детей своих, я только догадываюсь. Наверное чиф, я плохой отец что не знаю, а только…

– Смотрите кэп, смотрите, – старпом с волнением протягивал свою руку, указывая куда то влево по курсу.

Там, где то далеко на горизонте, сквозь непогоду и мглу, утренние гражданские сумерки освещали тонкую полоску белых скал – их надежды.

* * *

Лахно Татьяна Яковлевна

Заслуженный Учитель

Лахно Татьяна Яковлевна не была заслуженным учителем Украины, как и не была ее героем труда. Но отдав всю свою жизнь школе она накопила огромный опыт в преподавании естествознания, что не воспользоваться им было бы большим упущением украинского мин образования.

Поэтому пенсии в нашем государстве и дают маленькие чтобы вынудить пенсионера еще поработать на благо хабаровичей. И они продолжали работать до тех пор, пока не покидали этот мир навсегда.

Так и многоуважаемая односельчанами Татьяна Яковлевна продолжала приносить свет знаний растущему новому поколению с пытливой жаждой в их детских глазах. Ее старческая кожа, высушенная на ветру и поджаренная безжалостным крымским солнцем покрывала ее мудрое и усталое от жизни лицо. У нее как у простой сельской учительницы скромный бюджет не позволял сделать подтяжки и затянуть их как у примадонны на пышном заду. Да и не было смысла сельским женщинам проводить такие операции, так как все свободное время они отдавали семье и земле.